|
(by ArDor) И льда хладней его обьятье, Только что прошёл мелкий радужный дождь, будто бы особо обостривший и без того острый запах солёной воды, который сопровождает в Венеции повсюду, - он стоял уже поперёк горла, как и сама Венеция со всеми своими клаустрофобными stretto, молчаливыми гондольерами, утренними - какими-то лондонскими - туманами, скорбными женщинами, несущими в церковь лилии... Вильгельм всерьёз задумывался о том, чтобы уехать во Францию, тем более что на прошлой неделе он получил приглашение в Версаль читать стихи Его Величеству. Да и Ада не раз мечтательно вздыхала при упоминании о весеннем Париже. Пожалуй, через неделю? Да! Вот Ада будет счастлива... - Ада! Вильгельм распахнул дверь, которая никогда не закрывалась. На него уставились две пары карих глаз. - Ада, - осев, сказал Вильгельм, с любопытством оглядывая адиного двойника, замеревшего у окна под пыльным золотым лучом, - ты снова за свои "штучки"? Убери. Не надо сейчас со мной играть... Какие вызывающие рыжие крылья... - Что, не нравится? - жалобно захлопала ресницами девушка-двойник. - Как-то вульгарно... - Ничего ты не понимаешь... в ангельской красе... - двойник недовольно хмыкнул и деловито скрестил на груди руки. - Ну всё, - обратился Вильгельм к настоящей Аде, наблюдающей за ними с кривой улыбкой на бледных губах, - поиграем в следующий раз. Я хотел тебе кое-что сказать, ты будешь очень рада... - Хорошо. Тогда новость подождет. Сначала, как водится, неприятное: она, - Ада кивнула в сторону ярко освещенной солнцем девушки с огненно-рыжими, острыми крыльями, - к сожалению, не из моих "штучек". - То есть? - недоверчиво спросил Вильгельм. Двойник возмущенно встрепенулся: - Чего тут непонятного?! Я не плод её колдовства. Ха! Она так, наверняка, не умеет! - Ага, могу лучше! - Ада хмуро глядела на девушку, нервно постукивая каблучком. - Вот наглость. Явилась без предупреждения в окно, расположилась, как у себя дома, да ещё выставляется!.. Вильгельм удивленно хлопал длинными ресницами, переводя взгляд с одной девушки на другую, тщетно пытаясь найти хоть что-то несхожее, - но они были безнадёжно идеальными отражениями друг друга. - Все-то меня гонят, - обидчиво вздохнула крылатая, и её тёплые карие глаза как будто влажно заблестели. - Значит, есть за что? - осторожно спросил Вильгельм. - За что? - эхом отозвался дрогнувший голосок. - Даже ты, Ада!.. Разве виновата я, что в семнадцать умерла от лихорадки и попала в этот их рафинированный Рай, в общество блаженных кретинов. А ты была так неутешна и зла на Господа, что продала свою душу Дьяволу. - Вот именно, - тихо сказала Ада, отвернувшись, - мы по разные стороны "баррикад". Что было, то было. И быльём поросло. Зачем явилась? Проповеди читать? - Богу не нужна твоя душа... Да и моя оказалась у него по чистой случайности. Ты знаешь, я никогда не была святой... И здесь я не по своей воле. Могла бы и в Раю перекантоваться до следующего раза... Но меня изгнали. А ты, Адочка - адова дочка - совсем не рада видеть меня снова? - Я каждый день вижу тебя в зеркале - этого достаточно, - пробормотала Ада и, вяло простерев руку по направлению близняшки, обратилась к Вильгельму: - Она - моя сестра... Идн! (от англ. Eden - рай) - подхватила девушка, сменив трагический тон на приветливо-весёлый. - Вильгельм. Ада взяла из его рук корзину из ивовых прутьев и поставила её на стол. - У тебя волосы мокрые, - промурлыкала она затем, обняв Вильгельма и лицом уткнувшись в ночь его каштановых кудрей. - Дождь опять целовал тебя без моего разрешения! - Прости его, - улыбнулся Вильгельм, с наслаждением вдыхая адин запах. От неё пахло сушёной розой, полынью, корицей и ещё целой смесью душных ведьмовских трав. Идн глубоко и громко вздохнула, напоминая о своём присутствии. - Ты к нам надолго? -гостеприимно поинтересовался Вильгельм из-за адиного плеча. - Не знаю. На небе мне места теперь нет, в Аду - тоже, а на земле - одна сестра. - Не строй из себя жертву! - воскликнула Ада, оборачиваясь к Идн. - Пока рука не дотронется до меча, она себя не поранит. Чтобы протянуть руку к яблоку, нужно захотеть постичь первородный грех. Ева знала, на что идёт, нарушая запрет Бога. Ты тоже, наверняка, знала. Вот и получила. - Ты изменилась, Ада... - Я чувствую, что ты - тоже. - За что ты была изгнана? - прервал девушек Вильгельм. Идн закусила губу и закатила глаза, выдерживая интригующую театральную паузу. - Ну-у-у... главным образом из-за него! - ответила она наконец, в упор глядя на Аду, и кивнула на адиного возлюбленного, будто не он, а Ада задала вопрос. - Ты же знаешь, порочные мыслишки в лилейных кущах Эдемского сада - вольность непозволительная. Подчинившим свой разум страсти место на втором кругу Ада, Ада! - Туда бы и отправлялась! - Никак нельзя-с. Я все-таки ангел, хоть и падший. И теперь мой удел, как я понимаю, - вечное скитание? - Ты меня спрашиваешь? - Я Вильгельма люблю. - Так я и знала! От тебя ничего хорошего не жди! - Ада метнула гневный взгляд прищуренных глаз на сестру. Несколько мгновений девушки пристально смотрели друг на друга, пока "яблоко раздора" Вильгельм не кашлянул вежливо в кулак, решительно ставя точку разговору, грозящему вот-вот перерасти в драку. Дуэль взглядов окончилась ничьей. Обе нервно мотнули головой, чтобы сдуть с глаз густую, длинную, пепельно-русую челку, ровным краем щекочущую золотистые ресницы и совершенно синхронно откинули назад волосы. - Ладно, - Идн первая нарушила затягивающееся молчание. - Я ещё толком не видела Венеции. Пойду погуляю. Но я вернусь... - и она вылезла в окно, откуда и пришла. - Кто бы сомневался... - с усталой обреченностью бросила Ада ей вслед. - Боже... эти ужасные рыжие крылья... Венецианская ночь была влажной и душной, насквозь пропитанной острым запахом соленой, млеюще-зеленой воды. Счастливая, трогательно обнаженная Ада спала крепко и безмятежно. Уголки её бледных губ подрагивали в легкой улыбке: наверняка ей снился весенний Париж и бальные залы Версаля... Спящая, она казалась такой беззащитной и, наверное, сошла бы за ангела, не принадлежи безраздельно Дьяволу. "Нет, - мягко говорила она, когда речь шла о Нём, - я тебя люблю и тебе принадлежу. Я лишь присягнула Ему в вере, и Он хранит нас. Бог всё видит, но молчит. А Он хранит нашу любовь... Он никогда не сделает нам больно..." Вильгельм осторожно поцеловал Аду в горячее плечо и встал, чтобы распахнуть окно настежь. С улицы пахнуло сыростью и зноем, совсем близко тихо плескалась вездесущая вода. В сливовом мраке различались стройные силуэты соборных колоколен. Призрачно покачивались зеленые огни у пристани. Полная луна, прикрытая тонким тюлем ажурных облаков, окольцевалась большой мутной радугой. Вильгельм зажег несколько свечных огрызков, отысканных в верхнем ящике стола, и, обмакнув перо в чернила, заскрипел по бумаге. -Чего не спишь? - скоро в окне нарисовалась Идн, нисколько не напугав Вильгельма своим внезапным появлением. - Не спится, - улыбнулся он. - Муки творчества? - понимающе закивала девушка, наполовину просунувшись в окно и улегшись на подоконнике напротив Вильгельма. - Адовы муки... - Дай-ка глянуть, - она проворно схватила листок: Золотая голубятня у воды, Ласковой и млеюще-зеленой; Заметает ветерок соленый Черных лодок узкие следы. - Так нечестно! - прочтя, улыбнулась Идн. - Если пишешь пером из моего крыла, то сочинил бы что-нибудь обо мне. Вильгельм ещё раз обмакнул рыжее перо в беззвездную ночь чернил. - Где тебя носило? - Неужели тебе есть дело?! Ой, ладно, ладно... Если уж ты интересуешься, гоняла голубей на Piazza San-Marco, гуляла по крышам, любовалась гондолами и смуглыми гондольерами... Чудесный город!.. Чем-то похож на Рай. - Какое разочарование, если так оно и есть. Нам с Адой он осточертел, скоро мы уедем отсюда в Париж. - У-у-у... - поморщилась Идн, - как это банально! - Его Величество желает слушать мои стихи, неприлично отказываться. - Х-ха! - встрепенулось адино зеркальное отражение. - Как же, стихи. Его Величество желает тебя. Крылья даю на отсечение! - и она наклонилась к Вильгельму ближе, вея пряным запахом мяты. - В очень тесных кругах хорошо известно, - а мне, знаешь ли, доступны почти любые тайны, - что король питает слабость к таким красавчикам, как ты... Но, Боже, что я говорю! С тобой же никто не сравнится! Идн нежно провела рукой по волосам Вильгельма. - Ада бы меня убила, если бы увидела! - приглушенно хихикнула она. - Конечно, образно выражаясь. Я и так пять лет как мертва для людей. Свечи догорели, испустив слабый завиток дымка, и луна тут же облила всё вокруг сомнамбулической голубизной. - Ты меня любишь? - вдруг спросила Идн, склонив голову. Длинные русые волосы скорбно, как у Магдалины, заструились по плечу. - Помилуй, Идн, - выдохнул Вильгельм, - ты знаешь, что я больше жизни люблю твою сестру. - Значит, и меня любишь... Мы же две части одного целого! - Как жизнь и смерть? Как рай и ад? - Всё слова! Помнишь, ещё дурочка Джульетта цедила, что "роза пахнет розой, хоть "розой" назови её, хоть нет". - Это о другом, Идн. Я люблю мою Аду. - Ну ничего... - Идн опустила глаза. На бледные щеки упала тень от ресниц, губы горечью таинственного зелья скривила какая-то странная, насмешливо-печальная улыбка. - Утро ещё не скоро, - она полностью пролезла в окно. - Смотри, как сонно моргаешь. Ложись и спи, моё грустное счастье... А я? Буду тихонечко сидеть напротив постели и любоваться тобой... Вильгельм послушно улыбнулся в ответ и, перед тем как лечь, отдал навязчивой "музе" рыжее перо, найденное на подоконнике, и голубой от луны листок. - Я что-то должна сказать? - прочтя, с фальшиво-покаянной и фальшиво-благодарственной ужимочкой ответила Идн вопросом на немо вопрошающий взгляд Вильгельма. - Скажи хотя бы "спокойной ночи". - Bon nuit. Она перечла ещё раз и, скомкав, бросила бумагу в спящий камин. О, как бы любил я тебя и, любя, как был бы блажен я, когда б мог увидеть, взглянув на тебя, её отраженье. - Ты снова идешь продавать эти голубые розы? - Вильгельм жалостливо посмотрел на Аду, туго набивающую корзину из ивовых прутьев свежесрезанными розами цвета ясного неба. - На тебя и так уже смотрят косо, будто о чём-то догадываются. А тут ещё эти странные цветы... Ада, прошу тебя, не играй с огнём. - Это последний раз, обещаю. Я срезала все, что вырастила за этот месяц, - она накрыла корзинку шелковым платком. - За них щедро платят. Деньги нам не помешают, когда мы отправимся во Францию. Да и подумай, какая нелепость: обвинять девушку в том, что она ведьма только потому, что она выращивает на балконе голубые розы! Старательно притворяющаяся спящей, Идн внимательно слушала их утренний разговор, скромно устроившись на пледе возле камина. - Не будем об этом, ладно? - тихо сказала Ада, взглянув на сестру. - У меня и так какое-то мрачное, нехорошее предчувствие, Вильгельм. Из-за неё. Что-то может случиться... ах, скорее бы уехать... - Но ведь Он хранит нас, так? - Вильгельм накинул на адины плечи кружевную шаль. - Да... Она поцеловала его в прикрытые веки, как обычно делала на прощание. Только в этот раз два кротких голубиных поцелуя её сухих, жарких губ были особенно горьки и скорбны. Вздрогнув, Ада вспомнила, что пять лет назад точно так же поцеловала перед сном сестру, - а на утро её не стало... - Глупости, - Ада покачала головой и через силу улыбнулась. - Я скоро. - И купи свечей. У нас совсем не осталось. - Ты опять не спал ночью! - Ночь дана, чтоб думать и творить... - ...и сквозь сон с тобою говорить! Будь с Идн осторожнее. Я скоро. Как только за Адой закрылась дверь, Идн открыла глаза и сладко, гибко потянулась. - Ушла? Не хватало бы нам ещё с утра поцапаться... - Так ты же её и подначиваешь! - Ну-у-у вот...А я-то уж было собралась сделать ему комплимент, - плотоядно улыбаясь, Идн любовно разглядывала стоящего над ней полуобнаженного Вильгельма. - А-а-а, черт! Ради этого стоило с позором покидать Рай, ей-богу! - Завтрак? - В постель, пожалуйста! - был стремительный ответ. - Все крылья затекли от спанья на полу, ломит... Позволь понежиться часок-другой на вашем прелюбодейском ложе. С распахнутыми огненными крыльями Идн упала в мягкую постель, крепко обняв подушку. - О, как хорошо... А вдвоём - лучше! Представь,что я - Ада... - она томно глянула из-под челки. - Теперь мне ясен гнев Господень!.. - отозвался Вильгельм, застегивая рубашку. - There is no smile of an angel without the wrath of God.Ты что, куда-то собрался? - Мне надо отправить письмо с ответом Его Величеству. - А я думала, что ты бежишь от соблазна... - Воображаешь. Адин взгляд колдовской, а не распутный до неприличия. - А так? - Идн сделала истинно ангельское, невинное выражение лица. - Другое дело. - Но я буду ждать тебя... Хоть вечность... Ведь я обречена на вечность... - Ммм... вечность - слишком долгий срок. Оставь этот трагизм. Будь хорошей девочкой и, когда мы с Адой вернемся, возьмем тебя покататься на гондоле или послушать концерт барокко. Завтрак на столе! Кинутая в порыве ярости подушка глухой пощечиной шлепнулась о дверь, проглотившую Вильгельма в золото утра. - Когда мы с Адой вернемся! - злобно передразнила его Идн, высматривая что бы ещё такого швырнуть. - Святых в её Преисподнюю! Ненавижу!! Ненавижу!!! Ну, мы ещё посмотрим!.. "У меня и так какое-то мрачное, нехорошее предчувствие..." - Вильгельм никак не мог выкинуть из головы адины утренние слова. Просто её предчувствия имели странную особенность сбываться: пресловутая женская интуиция или неотъемлемая часть колдовского дара? Partir c'est mourir un peu, et mourir c'est partir un peu trop: расставание - чуточку смерть, а смерть - чуточку затянувшееся расставание. Больше она никак не желала думать о смерти. Она говорила, что умирает, расставаясь. И потому не боялась смерти как таковой. Потому что в Аду они будут вместе навечно. "Чушь", - отмахнулся Вильгельм от своих мыслей и прибавил шагу. Письмо, должно быть, уже следовало в Версаль, отосланное срочно. Пьяный ветер с набережной вольно играл длинными вьющимися волосами. Было невыносимо солнечно и жарко... В сердце зудело непреодолимое желание поскорее обнять Аду... - Bon jour, ma chere!.. Но вместо адиных бережных обьятий ворвавшегося в дом Вильгельма с порога встретила затаившая дыхание тишина. Пустая корзина из ивовых прутьев валялась при входе... Несколько смятых небесно-голубых лепестков были рассыпаны по столу... Какой-то неоконченный, изящный символ предчувствованной беды. - Bon jour, mon cheri, - отозвалась томно Идн, будто Вильгельм обратился именно к ней. Она сидела на подоконнике, обняв свои согнутые колени, подставив лицо под луч. - А я тебя уже заждалась... - Идн открыла глаза и, жмурясь сквозь золотую муть, посмотрела на Вильгельма с улыбкой тихого обожания. - Где Ада?.. - пролепетал тот, почти не слыша самого себя через гул с ума сходящего сердцебиения. Тошнотворный ужас. Полуосознание того, что свершилось что-то страшное и непоправимое. - Ада? - эхом повторила Идн. - Ах,Ада... - Где Ада? Идн взглянула на Вильгельма пугающе-пристально, вцепившись зрачками намертво, как ещё ни разу на него не смотрела, скрываясь под маской беспечности и насмешливости. - Мне сказать? - спокойно заговорила она, не отрывая глаз. - Но ведь ты и сам догадался. Сразу, как только вошел. Её увезли совсем недавно. Она хорошо держалась. Не билась в истерике, ни о чём не молила на коленях... Гордая и сильная. Только от любви своей ставшая беззащитной... безнадежной... - Скажи, что это неправда... - простонал Вильгельм, опираясь рукой о стол. - Увы, я сделала это, - холодно ответила Идн тоном судьи, зачитывающего обвинение. - Ей уже ничем не помочь. Ты знаешь, что подобные приговоры не подлежат обжалованию. Да и... что я, собственно, сделала?! Шепнула кому надо на ушко чистую правду, - она вздохнула и вскинула глаза к потолку. - Я люблю тебя, Вильгельм. Я не хочу ждать вечность, я передумала. А Ада, конечно, сразу всё почувствовала, вот и злилась... Уставившись вникуда, Вильгельм теребил в руке увядающие лепестки голубых роз. Сердце комом встало в горле. - С ней ничего особенного не случится, - всё так же спокойно продолжала Идн. - Смерть!.. Она же не боится смерти. Самое страшное для неё - быть хоть чуточку разлученнее с тобой. А это в сущности... Нет, больно ей не будет. Есть два пути: признаться или молчать. Но какая разница, что ей выбрать? Оба ведут на костёр. Признается - всего лишь скажет правду. Нет - будут изуверски пытать, - Идн говорила без сожаления, без малейшей дрожи в голосе, не двинулся ни один мускул просветлённо-злого, до нелепости адиного лица, - но больно ей не будет. Дьявол этого не допустит. А ты знаешь, что значит, если женщина под пытками не чувствует боли? Да. Это значит, что она - ведьма. - Я хочу быть с Адой, - твердо сказал Вильгельм вслух самому себе и подался было к выходу, но Идн неожиданно властно остановила его: - Расслабься!.. И хорошенько подумай, - она соскользнула с подоконника и направилась к Вильгельму. - Сначала окончательно обвинят её, а потом придут за тобой, как за её любовником. Никуда не денешься. Другое дело то, что я им этого не позволю. Не для того я послала сестру на костёр, чтобы ты, моя несчастная любовь, отправился вслед за ней. Бледные адовы губы Идн передёрнула уже знакомая странная улыбка. Вильгельм беспомощно опустился на стул. Пугливая тишина настороженно прислушивалась к спутанным ритмам сердцебиений. Только снаружи чуть слышно жила вода, постепенно удалялся в небо шорох крыльев выпущенных из голубятни птиц и чей-то неторопливый разговор. Легкая полуулыбка, не успев потухнуть, слепком застыла в теплых карих глазах, сойдя, как тень, с приоткрытых губ. Идн села Вильгельму на колени, одной рукой обняв его за шею, другую приложив к обнаженной в распахнутом вороте рубашки груди. Вильгельм вздрогнул: её прикосновения были невыносимо холодными, как лёд, - и по его спине бисерно рассыпались мурашки. - Холод жжет так же сильно, как огонь, правда? - Идн снова улыбнулась, только теперь - мягко и нежно; ледяная ладонь блуждала по коже. - Я знаю, что сделала ужасную вещь, за которую мне вовеки не вымолить прощения ни у Бога, ни у Дьявола. Но всё, что я сделала, - только из-за тебя... - она прижалась ледяной щекой к его щеке. - Мы никогда не расстанемся: то, о чём так мечтала Ада... Яд, которым пропитан мой язык, пропитает твой... Мои губы - как лезвие. Их прикосновение ранит... - Идн осторожно касалась губами его лица, оставляя тонкие порезы, в которых медленно проступала крошечными рубинами по капельке кровь. - Но они приятны ведь правда? Идн взяла лицо Вильгельма в ладони: - Твоя смерть - это всего лишь мой поцелуй. Но ты умрешь совсем не надолго... Моя любовь, ты воскреснешь Ангелом Смерти и будешь дарить самую прекрасную смерть самым прекрасным. А рядом с тобой всегда буду я, - проурчала она со сладостной дрожью и впилась в его губы благоговейно, но беспощадно, как Ева - в запретный плод из Эдемского сада... Яд был сладким и крепким, как вино... Раны приятно жгли... Кровь, льющаяся струйками по подбородку, была остро-соленой. Как лазурная от неба вода в венецианских каналах. Тонкие руки уже не были нестерпимо холодными, и нежное создание с острыми рыжими крыльями, которое в отчаянии предвкушаемой страсти сжимало его в обьятиях, была Ада. * * * - Как ты себя чувствуешь? - Ничего. Иди спать, мама. Он будет со мной нежен... - Снова бредишь... - женщина тревожно вглядывалась в дымчато-серые глаза своей дочери. - Дать воды? - Он стоит у окна, - спокойно сказала девушка, пристольно вглядываясь в бархатную черноту за плечом матери. - О, как он красив! У него колдовские зеленые глаза и такая милая улыбка, и черные кудри до плеч, и большие, почти сливающиеся с темнотой крылья. А у той, что стоит позади и обнимает его, - рыжие. Женщина невольно обернулась. Облитая мертвенным светом луны комната была пуста. - Он всего лишь поцелует меня, - улыбнулась девушка, не сводя глаз с того, кто виден был только ей. - Пожалуй, это лучшая смерть... - Не надо, не говори об этом. Bon nuit. Дверь тихонько захлопнулась, оставив в непроницаемом мраке хрупкую горизонтальную полоску света. Стоявший у окна присел на краешек постели, ласково улыбаясь. Убрал с лица девушки, задыхающейся в жару лихорадки, прилипшие волосы и приложил приятно холодную ладонь к горячему лбу. Она обреченно приоткрыла сухие губы и приняла его поцелуй. - Доктор сказал, что при особом уходе Адель может выздороветь совсем скоро, - женщина устало вздохнула, присаживаясь за стол. - Но сейчас снова бредит, бедняжка... - Снова что-нибудь про Ад? - сонно отозвался отец. - Говорит, что видит Ангела Смерти. - А разве такие бывают?.. |
