|
(by Alista Mara)
Когда мир приобрел первобытные очертания, и человечество вместо
памятников своей многовековой культуры оставило лишь руины, именно тогда
произошел этот диалог.
А было это в пустынном месте у подножия высокой бурой
горы, покрытой пылью и пеплом. Тусклый свет пробивался сквозь плотную пелену
желто-коричневого смога, окутавшего всю планету. Воздух был заполнен серым
дымом, струящимся вдоль земли, и неясный свет исходил от потрескивающего костра,
около которого сидело две фигуры. Обе они были в черных мешковатых накидках с
капюшонами, закрывающими их лица. Одна из них сидела, обняв свои колени; из-под
рукавов накидки были видны бледные израненные пальцы. Судя по капюшону, взгляд
ее был направлен на беснующееся пламя. Другая же наклонила голову на плечо, и
вид ее источал скуку и безразличие. Они располагались около костра, словно двое
нищих, безумно уставших от жизни, за которую инстинктивно сражались, давно забыв
зачем.
- Интересно, сейчас утро или вечер?
- Определенно вечер.
Чувствуешь, какой воздух разреженный…
- Он уже давно пропитан гнилью.
-
Точно вечер. Я чувствую тепло Солнца с запада.
- Солнца больше нет. Это
энергия от очередного взрыва планеты. Когда уже настанет наша очередь.
- Дай
мне отдохнуть…
Фигура откинулась на землю, перевернулась на бок и укуталась в
свою накидку. Вторая же так и сидела около костра:
- Как ты можешь спать
сейчас?
- А что мне остается делать? Я больше никому не нужна.
- Тебе так
необходимо быть чем-то занятой?
- Нет людей – нет меня.
- Ты так преданна
им, а они тебя ненавидели!
- Тебя тоже.
- Меня воспевали!
- Разве не
воспевали меня?
- Хм… верно. Значит мы одно целое?…
- Я хочу
спать…
Время медленно ползло и тащило за собой остатки Вселенной. Утро, день
вечер, ночь… в них нет больше необходимости: никто больше не просыпается по
утрам, никто не готовит завтрак, никто никуда не спешит, никто не ходит за
покупками, никто не спит под усыпляющее мигание телевизора, никто не стелет
новые простыни, никто не занимается любовью, никто не умирает, потому что уже
все умерли.
Хотя и ничто не определяло ход времени, но через несколько часов
угас костер, и взгляд бодрствовавшей фигуры наткнулся на пустоту. Она сняла
капюшон, и копна черных искрящихся волос рассыпалась по плечам. Ее бледное лицо
светилось холодным матовым блеском, тонкие розовые губы и узкий нос, словно
линии барельефа, поражали своим совершенством. Глаза имели такие же четкие
очертания и смотрелись как два лучистых темно-синих сапфира, искусно
инкрустированных в слоновую кость. Ни дым, ни смог не оставил следов на ее коже;
только мелкие ссадины и царапины хранили в свернувшейся крови воспоминания о
недавней катастрофе.
Она провела рукой по волосам, пропустив их сквозь
пальцы, и задумчиво обернулась, бросив взгляд на спящую спутницу. Та лежала
около тлеющих углей и казалась черной недвижимой тенью, какие обычно отбрасывают
большие хищные птицы.
Брюнетка встала на колени, подползла к спящей фигуре и
легла рядом с ней. Дыхания не было слышно, но она знала, что ее спутница дышит.
Она перевернулась на бок, и рукой убрала капюшон с лица спящей. Иссиня-черные
пряди заструились из-под него и закрыли лицо. В одно мгновение промелькнули
длинные черные ресницы, тонкий ровный нос и по-детски пухлые губы – единственная
черта, отличавшая этих двух созданий друг от друга.
- Проснись, Сибилла,
проснись, - нежным движением руки по холодной щеке Лакримоза будила сестру. Она
убрала ее непослушные волосы с лица и осторожно поцеловала в губы. Через
мгновение загорелось еще две пары темно-синих глаз, нашедших отражение в лице
напротив.
- Почему ты не оставишь меня в покое?…
Но Сибилла не успела даже
набрать воздуха для следующего вопроса, как почувствовала мягкий холод на своих
губах, и шелковые волосы Лакримозы накрыли ее лицо. Тонкий язычок сестры
пробовал ее на вкус; и они обе растворялись в бурой мгле.
- Возьми меня,
Сибилла.
Но Сибилла схватила Лакримозу за руки и перевернула на спину. Только
тогда Лакримоза разглядела злобное выражение лица сестры.
- Ты чертова
эгоистка!.. – ожесточенно шептала Сибилла, крепко сжимая ее запястья в своих
руках.
- Моя милая, я привыкла к жестокому обращению. Если тебе так угодно, -
дерзкая улыбка накрыла лицо Лакримозы.
Гневная искра пробежала в глазах
Сибиллы, затерявшись в их глубине, и она со всей силы впилась зубами в запястье
Лакримозы. Спустя пару мгновений из-под прильнувших к молочной коже губ начала
сочиться кровь.
- Все что тебе нравиться, - прерывисто дыша начала Лакримоза,
- нравиться и мне…
Сибилла оторвалась от нее, на заостренном подбородке
виднелся след от крови, стекавшей из уголка ее рта, и Лакримоза, выследив
убегающую капельку на ключице Сибиллы, обхватила сестру руками и припала к
заветному алому следу. Почувствовав ледяные клыки под своей кожей, Сибилла вдруг
смирилась и обессилено откинулась на землю. Черная накидка спала с ее плеча и
обнажила кровоточащий след укуса, и кровь, стекающую по ее груди.
- Ты не
всесильна, Лакримоза! – слова отрывисто угасли в тумане, и Лакримоза внявшая им,
оторвалась от Сибиллы и взглянула ей глаза:
- Я знаю, дорогая!
Следующий
укус пришелся в шею.
Сибилла больше не сопротивлялась, а лишь лежала на земле
и повиновалась ходу событий, при этом ощущая, как кровь, капля за каплей,
покидает ее тело. Толщи грязно-желтых облаков проплывали высоко над головой, дым
уже застилал глаза, окружающая тишина глухо давила на слух… как вдруг Сибилла
увидела маленькое белое облачко, выплывшее откуда-то из черно-бурых туч. Оно
было маленькое и невинно-белоснежное, и словно почувствовав, что за ним
наблюдают, начало менять форму. Сначала оно вытянулось в нечто похожее на
маленький стручок, затем приняло форму креветки, после чего немного раздулось в
объеме. Почувствовав острую боль в районе сердца, Сибилла зажмурила глаза, сжав
ладони. Когда боль немного отступила, она вновь открыла глаза в надежде увидеть,
что же стало с маленьким облачком. Первое, что бросилось ей в глаза – две черных
изогнутых прорези, вполне разумно наблюдавшие за ней. Голова этого мнимого
создания была чуть наклонена, и оно с любопытством наблюдало за Сибиллой.
Маленькие ручки и ножки были согнуты и прижаты к телу, крохотные пальчики на
руках совершенно неестественно для младенца были сложены в замочек, голова
казалась несоразмерно большой по сравнению с телом. Призрачный младенец
пристально смотрел своими черными не моргающими глазами на Сибиллу, отчего она
вдруг почувствовала, что сознание ее покидает.
- Лакримоза, ты
когда-нибудь думала о детях?
- Что за глупый вопрос?
- Нет, не
вообще о детях, а о своих детях?…
- Сибилла, да что с тобой?! Ты бредишь?
Какие у нас могут быть дети?!
- А почему бы и нет? Ведь говорят же «дитя
любви»…
- У нас не может быть детей. И точка.
- Почему? Ведь ты послужила
началом стольким детям… практически, ты их мать!
- Я тебя умоляю, не говори
таких глупостей! Если это так, то я самая ужасная мать на свете!
- Лакримоза,
ты понимаешь, что у нас есть шанс все исправить? Только один маленький
ребенок…
- … и все начнется с начала: мир-война-апокалипсис и так до
бесконечности.
- Но это же будет наш ребенок, понимаешь? Он будет нам сыном и
мы будем указывать ему правильный путь.
- Каким образом? Явимся в таком виде
и скажем: «Здравствуй милый! Я мама Лакримоза, а это –мама Сибилла, и тебе не
следует изобретать ядерный реактор.»
- Нет, мы пошлем ему знаки, и вложим
наши советы в уста разумных людей, близких ему.
- То есть он и знать не
будет, кто его создал?
- Именно.
- И у него будет пара смертных, которые
будут менять ему пеленки?
- Да, и они также будут его родителями на
земле.
- Хммм… ты знаешь, я согласна. Но с одним условием.
- Каким
же?…
- Оно довольно-таки простое. Ты же знаешь, как я люблю красивую
музыку…
- И?…
- Я хочу, чтобы он был музыкантом.
- Да будет так.
Они
были абсолютно разными, но в то же время представляли собой единое целое. Без
Сибиллы не было бы Лакримозы, так же как и без Лакримозы не было бы Сибиллы. Они
были друг другу и сестрами, и матерьми, и подругами, и созданиями, связанными
священными узами брака. И в редкие моменты их единения останавливалось время, и
мир приходил в равновесие.
Спустя тысячелетия в маленьком городке
родился очаровательный малыш, который с раннего возраста проявил интерес к
красивой музыке. Иногда он думал, как благосклонна к нему судьба, посылающая
таких замечательный друзей, ставших в последствии его единомышленниками; а также
любовь, давшую ему знание о глубине чувств и эмоций, которые он незамедлительно
зашифровывал нотами в мелодии и голосом в стихи.
Его музыка объединила
его два первоначала, Смерть и Любовь, и имя ей Love Metal.
Аминь.
|
